Профессиональная структура любой страны не только отражает уровень ее развития, но и задает определенные рамки, тот “коридорˮ, в котором формируется ее социальная структура в целом. Именно профессиональная структура, будучи следствием определенного типа и этапа экономического развития, формирует ту “структуру позицийˮ, которую любое общество может предложить своим членам. Вне этой “структуры позицийˮ остаются только группы, живущие на трансферты (пенсионеры, безработные и т.п.) и неработающая часть класса собственников (рантье). Именно в силу этого особенности профессиональной структуры и ее динамика могут многое сказать и о степени реального продвижения любого общества по пути технологического и экономического развития, и о пропорциях основных классов¹ в рамках его социальной структуры, и об основных проблемах и дисбалансах, которые для него характерны. Не случайно наиболее известные работы о проблемах перехода от обществ индустриального типа к постиндустриальным, как, впрочем, и характерные особенности последних, обязательно так или иначе затрагивали вопросы изменения профессиональной структуры общества по мере технологического развития (вспомним Д. Белла, Д. Гэлбрейта, М. Кастельса, Г. Стэндинга, Р. Флориду и др.).

В то же время, несмотря на значимость проблематики особенностей и динамики профессиональной структуры, у российских исследователей она остается пока на периферии их интересов. К числу немногих исключений в данной области² в нынешнем веке относятся в основном работы О. Шкаратана, В. Аникина и А. Бессуднова (см., например, [<em>Любимова, </em><em>Шкаратан</em><em>, </em><em>Инясевский</em> 2008; <em>Шкаратан</em><em>, Ястребов</em> 2007; <em>Аникин</em> 2009; <em>Аникин</em> 2013; <em>Бессуднов</em> 2009]). Причем все эти работы были опубликованы еще до кризиса 2014–2016 гг. (а многие – и до кризиса 2008–2009 гг.), радикально изменивших ситуацию в стране. Из авторов, выступивших в самые последние годы, в первую очередь следует назвать Н. Вишневскую, В. Гимпельсона, А.  <a target=_blank href="https://www.hse.ru/org/persons/14264299"><span style="text-decoration: underline;">Зудин</span><span style="text-decoration: underline;">у</span></a> , Р  <a target=_blank href="https://www.hse.ru/org/persons/203849"><span style="text-decoration: underline;">Капелюшникова</span></a> , А. <a target=_blank href="https://www.hse.ru/org/persons/140279"><span style="text-decoration: underline;">Лукьянов</span><span style="text-decoration: underline;">у</span><span style="text-decoration: underline;"> </span></a> и А. <a target=_blank href="https://www.hse.ru/org/persons/9000189"><span style="text-decoration: underline;">Шарунин</span><span style="text-decoration: underline;">у</span></a> , прежде всего монографии [Мобильность… 2017; Профессии… 2017]. В основном же российские исследователи, обращаясь к проблематике профессиональной структуры, концентрируются на изучении отдельных профессиональных групп, анализируя их в рамках традиции, принятой в социологии профессий.

В данной статье мне хотелось бы поэтому вновь привлечь внимание исследователей к проблематике эволюции профессиональной структуры российского общества, сосредоточившись на некоторых, не получивших пока достаточного осознания в отечественном научном сообществе, дисбалансов этой эволюции. Эмпирической базой анализа послужили, во-первых, статистические данные публикаций ФСГС РФ, использующей для выделения профессиональных групп Общероссийский классификатор занятий (ОКЗ)³, а во-вторых – данные лонгитюдного социологического опроса РМЭЗ НИУ ВШЭ⁴ (далее РМЭЗ), в котором для идентификации профессионального статуса используется ISCO-08⁵.

<strong>Динамика профессиональной структуры России в </strong><strong>XXI</strong><strong> веке</strong> Обычно период бурной трансформации профессиональной структуры России ассоциируется с 1990-и гг., когда сильно сократилась занятость в науке, промышленности, сельском хозяйстве и резко выросла в торговле. Однако при этом обычно забывается, что на этом трансформация профессиональной структуры России не завершилась, и в ХХI в. эта структура также претерпевала серьезные изменения (см. рис. 1). В итоге этих изменений наиболее массовой сейчас стала группа специалистов высшего уровня квалификации, куда входит, по данным ФСГС РФ, 24,3% всех работающих. Этим нынешняя ситуация радикально отличается от ситуации начала 2000-х гг., когда лидирующей по численности группой с показателем в 18,0% была группа квалифицированных рабочих индустриального сектора.

Однако за период с 2001 г. методика отнесения к тем или иным классам у ФСГС РФ изменилась, а потому эти выводы нуждаются в перепроверке. Такая проверка, проведенная на социологических данных, в целом их подтвердила, хотя и внесла некоторые уточнения. Так, подтвердилось резкое сокращение численности квалифицированных рабочих и рост занятости в сфере торговли и услуг (см. рис. 2). Что же касается специалистов разного уровня квалификации, то, по данным ФСГС РФ, рост их численности пришелся в основном на специалистов высшей квалификации, а по данным РМЭЗ – на специалистов средней квалификации. Однако, если для более корректного выделения группы специалистов учесть требование наличия в российских условиях высшего образования и для тех типов на рабочих мест, которые в традиционной версии ISCO-08 к этому профессиональному классу не относятся (пилоты, корректоры и т.д. – подробнее о методике такой перекодировки см. [<em>Тихонова</em> 2020]), то оказывается, что и по данным РМЭЗ доля специалистов высшей квалификации в период с 2001 г. в России не просто выросла за счет сокращения доли руководителей и офисных служащих с 18,9% до 20,7%, но и что они стали лидирующей по численности группой в профессиональной структуре страны. Впрочем, поскольку российские исследователи привыкли ориентироваться на традиционную версию ISCO-08, используемую в РМЭЗ, то и в данной статье будет использоваться именно она. Отмечу лишь, что при использовании в большей степени учитывающей специфику российского рынка труда перекодированной нами версии ISCO-08 упоминаемые в данной статье тенденции проявляются еще ярче.

<em>Рис.</em> <em>2.</em> Динамика профессиональной структуры в России (РМЭЗ, 2001–2018 гг., в%⁷).

С учетом характерного для разных типов обществ доминирования различных профессиональных групп и типов деятельности такой вектор развития профессиональной структуры означает завершение позднеиндустриального этапа развития. Такая оценка основана на том, что, как уже демонстрировалось ранее на эмпирических данных об эволюции профессиональных структур разных обществ в ХХ в. (результаты их обобщенного сравнения см. [<em>Аникин</em> 2013, с. 55]), особенности профессиональной структуры индустриальных обществ выражаются в доминировании промышленных рабочих, а также росте по отношению к обществам раннеиндустриального типа числа выполняющих рутинные задачи административно-офисных работников, не приводящий, впрочем, к их доминированию в профессиональной структуре. Для обществ же позднеиндустриального типа, судя по опыту стран Западной Европы и США, тут типично преобладание работников нефизического труда средней и низкой квалификации (служащих, полупрофессионалов, работников торговли и обслуживания и т.п.), в основном сосредоточенных в третичном секторе экономики, сопровождаемое резким ростом занятости в торговле и сфере услуг. Наконец, для обществ постиндустриального типа характерны рост числа профессионалов и менеджеров, а также резкое сокращение доли рабочих и представителей низкоквалифицированного рутинного нефизического труда.

<strong>Рост гендерной асимметрии как характерная особенность эволюции пр</strong><strong>офессиональной структуры России</strong> Профессиональная структура России характеризуется ярко выраженной гендерной асимметрией (см. рис. 3). Группы, связанные с занятостью в индустриальном секторе, традиционно в основном мужские. Так, среди квалифицированных рабочих индустриального сектора мужчин свыше четырех пятых, а женщин всего 17,2% [Рабочая… 2018, с. 71]. Сокращение занятости в данном секторе неизбежно ставит под угрозу потери работы или приобретения ею нестабильного характера значительную часть мужского населения страны. Растущие же по численности профессиональные группы – по своему составу преимущественно женские.

<em>Рис.</em> <em>3</em>. Гендерный состав профессиональных классов в России (ФСГС РФ, 2017 г., в %⁸).

С годами гендерная асимметрия российской профессиональной структуры усиливается. Так, в 2001 г. в группе специалистов высшей квалификации мужчины составляли 39,5%, а женщины — 60,5% (при 36,7% и 63,3% в 2017 г.). Среди специалистов среднего уровня квалификации, служащих и работников торговли и обслуживания доля женщин также выросла – для работников торговли и сферы обслуживания, например, с 66,0% в 2001 г. до 69,3% в 2017 г. При этом среди квалифицированных рабочих индустриального сектора женщин было в начале ХХI в. 28,8%, то есть более чем в полтора раза больше, чем сейчас (рассчитано по [Рабочая… 2018, с. 72–73; ФСГС РФ. Экономическая… 2002, табл. 2.21]). Это означает, что за счет роста численности занятых в третичном и четвертичном секторах экономики женщины все чаще находят себе работу, не связанную с индустриальным сектором. Мужчины же, напротив, все больше концентрируются в сжимающемся индустриальном секторе экономики. В итоге в 2017 г. 43,4% всех мужчин страны работали на позициях квалифицированных рабочих, еще 8,3% были неквалифицированными рабочими и 5,7% занимались охраной граждан и собственности (рассчитано по [Рабочая… 2018, с. 72–73]).

Из приведенных цифр вытекают по меньшей мере два важных вывода, которые необходимо учитывать в рамках государственной социально-экономической политики. Первый из них заключается в том, что происходит обострение проблемы занятости для мужчин, “выталкиваемыхˮ из традиционной для них в России сферы занятости. Пока что эта часть работников-мужчин активно переходила в службы охраны, которая выросла с 2001 г. по 2017 г. на 731 тыс. человек, то есть в полтора раза [Рабочая… 2018, с. 72; ФСГС РФ. Экономическая… 2002, табл. 2.21]. Однако этот резерв уже исчерпан, и хотя “демографическая ямаˮ, в которую вступает сейчас Россия, как и взятый руководством страны курс на импортозамещение, могут частично смягчить тенденцию сокращения занятости мужчин в индустриальном секторе, но отменить ее они не смогут.

Второй резерв замещения занятости в индустриальном секторе, который сейчас также начал активнее использоваться мужчинами, прежде всего молодыми, – это получение высшего образования для занятия наиболее привлекательных рабочих мест в рамках различных профессиональных классов, в том числе и тех, где оно, казалось бы, не предполагается. Эта специфическая жизненная стратегия обусловлена тем, что наличие высшего образования повышает уровень зарплат у представителей любого класса, причем для рабочих, например, финансовая отдача от его наличия даже выше, чем для специалистов высшей квалификации [<em>Тихонова, Каравай</em> 2018]. В итоге доля мужчин с высшим образованием выросла в составе всех работающих мужчин с 21,6% в 2001 г. до 29,9% в 2017 г. [Рабочая… 2018, с. 33; ФСГС РФ. Экономическая… 2002, табл. 2.4].

При этом получение высшего образования для мужчин в современной России более оправдано, чем для женщин, поскольку бонусы от его наличия встречаются у женщин заметно реже. Так, в неформальной экономике, обеспечивающей гораздо меньшие социальные гарантии, заняты 16,3% мужчин и 20,5% женщин с высшим образованием [Рабочая… 2018, с. 93]. Об относительно меньшей вероятности бонусов от него для женщин говорит и то, что при общем быстром росте доли лиц с высшим образованием в составе безработного населения страны (с 11,3% в 2007 г. до 20,6% в 2017 г.) идет постепенная феминизация этой группы. Если доля безработных мужчин с высшим образованием составляла в 2007 г. лишь 9,3% всех безработных страны, а к 2017 г. выросла до 16,9%, то для женщин эти показатели составили, соответственно, 13,6% и 24,8% [Рабочая… 2018, с. 115]. Кроме того, по данным РМЭЗ, даже среди специалистов высшей квалификации, для которых типична именно женская занятость, в 2018 г. женщины реже мужчин были удовлетворены. своей работой (77,3% и 82,4% соответственно) и чаще мужчин сомневались в возможности найти для себя работу не хуже нынешней в случае ее потери (лишь 35,4% их были уверены или скорее уверены в том, что смогут найти такую работу при 42,7% у мужчин). Им на бóльшие сроки задерживали зарплату (по медиане – на 4 месяца при 2,5 месяцах у мужчин), а сама зарплата у них была значительно ниже и (по медиане – 24 тыс. и 35,7 тыс. руб., соответственно).

Второе важное следствие, вытекающее из гендерной асимметрии профессиональной структуры России – это проблема нарастающего диссонанса профилей занятости и образования, а также вытекающих из этого специфики мировоззрения и поведения работающих мужчин и женщин. Это неизбежно будет сказываться на их взаимоотношениях в сферах брачности, рождаемости, представлений о гендерных ролях в семье, а в конечном счете – и на общих демографических показателях нации, поскольку вероятность завязать отношения, создать семью и иметь в ней хорошие взаимоотношения для женщины с офисной занятостью и мужчиной-рабочим ниже, чем при общности их классовой принадлежности.

Этот диссонанс, детерминированный прежде всего нарастающей асимметрией профессиональной структуры, еще больше усугубляется тем, что с целью укрепления своих позиций на рынке труда женщины все чаще стремятся получить высшее образование. В итоге, несмотря на быстрый рост числа мужчин с высшим образованием, число имеющих его женщин растет еще быстрее. Так, за период с 2007 г. по 2017 г. для женщин этот рост составил в относительном выражении 48,1% при 38,4% у мужчин (рассчитано по [Рабочая… 2018, с. 33; ФСГС РФ. Экономическая… 2002, табл. 2.4]). В результате доля имеющих высшее образование среди женщин 25–29 лет достигла уже 49,9% (при 35,7% у мужчин из этой же возрастной группы) [Рабочая… 2018, с. 36]).

<strong>П</strong><strong>роблем</strong><strong>а</strong><strong> возрастной асимметрии профессиональной структур</strong><strong>ы</strong><strong> России</strong> Важной особенностью профессиональной структуры России выступает также ее возрастная асимметрия. На первый взгляд, возрастная структура работающего населения в нашей стране выглядит довольно сбалансированной, по крайней мере, если говорить о россиянах в возрасте 25–55 лет. Доля всех пятилетних групп в составе работающего населения страны из этого возрастного диапазона составляла в 2017 г. 11,4–14,6% [Рабочая… 2018, с. 30]. Однако, если посмотреть на динамику возрастной структуры занятых за последние 10 лет, то оказывается, что ситуацию с ней характеризовало прежде всего сокращение доли россиян в возрасте моложе 25 лет и рост численности группы от 25 до 44 лет (см. рис. 4).

Более детальный анализ показывает, что молодежь и старшие возраста представлены среди занятых непропорционально мало, и эта непропорциональность нарастает: соотношение занятых в возрасте до 25 лет и старше 50 лет выросло за 2010-е гг. с 2,3 раз до 4,6 раз. Однако роста молодежной безработицы не наблюдается, что отражает последствия “демографической ямыˮ, в которой сейчас находится Россия. Тем не менее эта безработица все еще довольно велика – 14,7% россиян в возрасте 20–24 лет были в 2017 г. безработными при среднем показателе по населению 15–72 лет в 5,2% [Рабочая… 2018, с. 119].

В целом возрастная структура различных профессиональных групп выглядит в нашей стране следующим образом (см. рис. 5). Наиболее “молодежнаяˮ по своему составу – группа работников торговли, сферы обслуживания и охраны граждан и собственности, а самая “возрастнаяˮ – группа руководителей, свыше двух третей которой находятся в возрасте от 50 лет и старше. В целом старше остальных и группа работников сельского, лесного и рыбного хозяйства, занятых физическим трудом. При этом нельзя сказать, что молодежь вообще “не идетˮ в рабочие. Наоборот, почти каждый пятый рабочий в России младше 30 лет.

<em>Рис. </em><em>5</em><em>.</em> Возрастная структура занятых по группам занятий (ФСГС РФ, 2017 г., в %¹⁰).

Что же касается профессиональных классов с нефизическим исполнительским характером труда, то их возрастная структура близка между собой и в целом сбалансирована. В то же время рост доли лиц с высшим образованием среди молодежи никак не отражается на росте доли представителей соответствующей возрастной группы среди специалистов высшей квалификации. Более того, в так называемых “бюджетныхˮ отраслях ситуация с ними критическая – среди специалистов в области здравоохранения и образования доли лиц в возрасте младше 30 лет составляли, например в 2017 г., лишь 15,8% и 16,9%, соответственно. Максимальной же доля молодежи (что ожидаемо) была среди специалистов по информационно-коммуникационным технологиям (39,3%) [Рабочая… 2018, с. 76]. Такое распределение говорит о том, что даже после повышения зарплат в рамках реализации президентских указов 2012 г. для прихода молодежи в такие отрасли, как здравоохранение и образование, существуют серьезные внешние барьеры.

Под воздействием такого рода барьеров дисбалансы возрастной структуры специалистов высшей квалификации наблюдаются и в других отраслях. В целом разрыв в среднем возрасте специалистов в них достигает почти 10 лет [Рабочая… 2018, с. 74]. Отчасти это результат просчетов в подготовке специалистов разных специальностей, поскольку в здравоохранении, например, где возрастные группы от 50 лет составляют 32,6% [Рабочая… 2018, с. 76], 96,9% студентов после окончания профильных вузов выходят на работу, связанную с полученной профессией. Однако такая ситуация с трудоустройством для современной России почти уникальна, поскольку по большинству профилей подготовки более 30% выпускников сразу занимают не связанные с полученной ими специальностью рабочие места. Своего рода рекордсмены в этом отношении такие специальности, как “Воспроизводство и переработка лесных ресурсовˮ (среди получивших ее в 2017 г. поступили на работу не по специальности 51,8%), “Сельское и рыбное хозяйствоˮ (47,8%), “Информационная безопасностьˮ (46,4%), специальности, относящиеся к естественным (46,1%) и социальным (45,3%) наукам, а также “Металлургия, машиностроение и материалообработкаˮ (44,7%) [Рабочая… 2018, с. 86].

С точки зрения динамики возрастных изменений для представителей разных групп занятий и занятых в целом характерно общее постарение. Если в 2009 г. средний возраст работающих составлял в России ровно 40 лет [Экономическая… 2010, с. 78], то в 2017 г. он достиг 40,8 лет [Рабочая… 2018, с. 74]. В то же время есть и группы, которые немного “помолоделиˮ. Это, например, рабочие, занятые изготовлением инструментов и приборов, в полиграфическом производстве и в художественных промыслах (с 41,9 в 2009 г. до 41,2 лет в 2017 г.) [Экономическая… 2010, с. 79; Рабочая… 2018, с. 74–75].

В этой связи стоит отметить, что утверждения о нежелании российской молодежи “идти в рабочиеˮ – миф, появление которого связано в основном с большей занятостью молодых рабочих в неформальном секторе экономики. Например, в 2018 г., согласно данным РМЭЗ, доля работающих без официального оформления на работу составляла для рабочих моложе 30 лет 11,2%, а для специалистов высшего уровня квалификации и руководителей того же возраста – всего 3,1%. Та же тенденция фиксировалась и в середине 2010-х гг. [<em>Тихонова</em> 2018].

Подытоживая рассмотрение возрастных особенностей профессиональной структуры России, можно зафиксировать нарастание в ней возрастной асимметрии – разрыв между полярными по возрасту профессиональными классами достиг в 2017 г. 1,3 раза, в то время как в 2009 г. он составлял лишь 1,18 раз [Рабочая… 2018, с. 74–75; Экономическая… 2010, с. 78–79]. Отчасти рост этой асимметрии связан с увеличением численности тех групп, которые еще десятилетие назад не были столь массовыми и не в такой сильной степени концентрировали в себе молодежь. В результате к числу наиболее молодых групп относятся сейчас не только специалисты по информационно-коммуникационным технологиям, средний возраст которых составляет, соответственно, 33,8 лет (для специалистов высшей квалификации) и 35,3 (для специалистов средней квалификации), но и служащие общего профиля, обслуживающие офисную технику служащие, а также специалисты в сфере бизнеса и администрирования, для которых он находится в диапазоне 36,5–37,9 лет.

<strong>Проблемы качества подготовки представителей р</strong><strong>азличных профессиональных групп</strong> Наряду с усиливающейся социально-демографической асимметричностью профессиональной структуры России важной ее особенностью выступает также разрыв в уровне подготовки и характере профессиональной деятельности представителей разных классов. Хотя о “квалификационной ямеˮ¹¹ как о новой характерной особенности современного рынка труда заговорили еще с начала 1990-х гг., за прошедшие с тех пор десятилетия эта проблема резко обострилась. Чрезвычайно остро стоит она и в России, причем речь в нашей стране идет как о переизбытке квалификации в одних случаях, так и о недостатке ее в других. По некоторым получившим широкую известность оценкам, почти половина всего экономически активного населения страны (около 34 млн человек) находятся сейчас именно в такой ситуации [Массовая… 2019]. По расчетам же на данных РМЭЗ, даже если говорить только о несовпадении реального и предполагаемого рабочим местом уровня образования (без учета имеющихся навыков), в “квалификационной ямеˮ находится сейчас более половины работающего населения страны.

Причина массовости этого несовпадения прежде всего в разбалансированности эволюции образовательной и профессиональной структур. В последние десятилетия в России наблюдался быстрый рост числа лиц с высшим образованием. Их доля достигла в итоге в 2017 г. 34,2% всех занятых (в возрастной группе 2529 лет — 42,2%) [Рабочая… 2018, с. 33]. При этом в 2001 г. она составляла всего 23,8% [ФСГС РФ. Экономическая… 2002, табл. 2.4]. В то же время общая численность группы специалистов высшей квалификации достигла по состоянию на 2017 г. лишь 24,3% всех занятых [Рабочая… 2018, с. 71] притом, что в 2001 г. ее численность составляла 17,1% (рассчитано по [ФСГС РФ. Экономическая… 2002, табл. 2.21]). Таким образом, рост числа лиц с высшим образованием опережал в последние два десятилетия темпы роста рабочих мест специалистов высшей квалификации.

При этом на будущее следует ожидать дальнейшего усиления данного дисбаланса. Это будет обусловливаться прежде всего тем, что, как уже отмечалось, уровень доходов во всех профессиональных классах у имеющих высшее образование выше. Добавлю к этому, что, судя по данным РМЭЗ, их рабочие места лучше и по другим характеристикам. Так, среди лиц с высшим образованием неофициальный характер оформления на работу встречается у служащих втрое реже, чем среди его не имеющих (3,5% и 10,3%), для работников торговли и сферы обслуживания соответствующие показатели составляют 8,6% и 14,4%, для квалифицированных рабочих ручного труда – 6,2% и 14,9% и т.д. Кроме того, работающие россияне с высшим образованием чаще, чем представители тех же профессиональных классов без него, уверены, что если предприятие, на котором они работают, по каким-то причинам закроется, то они смогут найти работу не хуже имеющейся.

Среди лиц с высшим образованием во всех возрастных группах минимальна и доля безработных. Близки к ним в этом отношении также обладающие профессиональным образованием, ориентированным на подготовку специалистов средней квалификации. При этом максимальны доли безработных практически у всех образовательных групп среди молодежи (см. рис. 6). Это также свидетельствует о наличии в нашей стране, даже в условиях “демографической ямыˮ, серьезных структурных барьеров при трудоустройстве молодежи с разным типом образования.

Однако если с причинами избыточности квалификации ситуация более или менее понятная (это структурные барьеры, обусловленные дисбалансом развития профессиональной и образовательной структур, просчеты в развитии самой системы образования и т.д.) и при этом она довольно активно обсуждается, то с причинами недостаточности квалификации представителей разных профессиональных классов ситуация иная. Эта проблема в научном дискурсе представлена мало, в основном в контексте жалоб работодателей на нехватку квалифицированных рабочих. Соответственно, до сих пор остается неосознанным ни масштаб этой проблемы применительно к различным профессиональным классам, ни ее причины. То, о чем будет говориться ниже, – попытка привлечь внимание к этим сюжетам.

Как видно из таблицы, большинство профессиональных классов имеют типичный для них характер профессиональной подготовки. Для руководителей и специалистов высшей квалификации это наличие высшего образования и продолжительность обучения от 15 лет. Для специалистов средней квалификации и офисных служащих – наличие высшего и среднего специального образования, но с более коротким общим периодом обучения. Для остальных классов это наличие среднего специального или начального профессионального образования при еще более коротком в среднем общем периоде обучения.

<em>Таблица </em> <strong>Особенности профессиональной подготовки представителей </strong><strong>основн</strong><strong>ых профессиональных классов </strong><strong> </strong>(РМЭЗ, 2018 г., в %<table class="docx-publication-table"><tr><td class="docx-publication-cell"> <strong>Особенности профессиональной подготовки</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Профессиональные классы </strong></td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> </td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Руководители</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Специалисты высшего уровня квалификации</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Специалисты среднего уровня квалификации</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Служащие офисные и по </strong><strong>обслуживанию</strong><strong> клиентов </strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Работники сферы торговли и услуг</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Квалифицированные рабочие ручного труда</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Квалифицированные рабочие, использующие механизмы</strong></td><td class="docx-publication-cell"> <strong>Неквалифициро</strong><strong>-</strong><strong>ванные</strong><strong> рабочие всех отраслей</strong></td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> <em>Уровень образования</em><em> (подтвержденный соответствующим документом)</em></td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Высшее</td><td class="docx-publication-cell"> 66,1</td><td class="docx-publication-cell"> 75,9</td><td class="docx-publication-cell"> 43,9</td><td class="docx-publication-cell"> 32,1</td><td class="docx-publication-cell"> 17,8</td><td class="docx-publication-cell"> 12,8</td><td class="docx-publication-cell"> 7,3</td><td class="docx-publication-cell"> 5,9</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Среднее специальное</td><td class="docx-publication-cell"> 16,3</td><td class="docx-publication-cell"> 17,7</td><td class="docx-publication-cell"> 34,9</td><td class="docx-publication-cell"> 27,8</td><td class="docx-publication-cell"> 28,1</td><td class="docx-publication-cell"> 24,4</td><td class="docx-publication-cell"> 19,9</td><td class="docx-publication-cell"> 19,3</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Начальное профессиональное</td><td class="docx-publication-cell"> 7,9</td><td class="docx-publication-cell"> 2,8</td><td class="docx-publication-cell"> 10,8</td><td class="docx-publication-cell"> 17,7</td><td class="docx-publication-cell"> 26,7</td><td class="docx-publication-cell"> 34,7</td><td class="docx-publication-cell"> 36,6</td><td class="docx-publication-cell"> 34,8</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Профессиональные курсы</td><td class="docx-publication-cell"> 1,9</td><td class="docx-publication-cell"> 0,2</td><td class="docx-publication-cell"> 3,4</td><td class="docx-publication-cell"> 5,8</td><td class="docx-publication-cell"> 9,5</td><td class="docx-publication-cell"> 10,5</td><td class="docx-publication-cell"> 21,6</td><td class="docx-publication-cell"> 9,0</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Средняя школа</td><td class="docx-publication-cell"> 5,0</td><td class="docx-publication-cell"> 2,9</td><td class="docx-publication-cell"> 6,0</td><td class="docx-publication-cell"> 11,2</td><td class="docx-publication-cell"> 13,6</td><td class="docx-publication-cell"> 11,3</td><td class="docx-publication-cell"> 9,2</td><td class="docx-publication-cell"> 15,1</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Неполная средняя или начальная школа</td><td class="docx-publication-cell"> 2,8</td><td class="docx-publication-cell"> 0,5</td><td class="docx-publication-cell"> 1,0</td><td class="docx-publication-cell"> 5,4</td><td class="docx-publication-cell"> 4,3</td><td class="docx-publication-cell"> 6,3</td><td class="docx-publication-cell"> 5,4</td><td class="docx-publication-cell"> 15,9</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> <em>Прохождение очного </em><em>обучени</em><em>я</em><em> при </em><em>получении высшего</em><em> образования</em></td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Очное обучение</td><td class="docx-publication-cell"> 42,3</td><td class="docx-publication-cell"> 56,0</td><td class="docx-publication-cell"> 28,4</td><td class="docx-publication-cell"> 20,6</td><td class="docx-publication-cell"> 13,0</td><td class="docx-publication-cell"> 8,6</td><td class="docx-publication-cell"> 7,2</td><td class="docx-publication-cell"> 5,9</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Заочное обучение</td><td class="docx-publication-cell"> 23,8</td><td class="docx-publication-cell"> 19,9</td><td class="docx-publication-cell"> 15,5</td><td class="docx-publication-cell"> 11,5</td><td class="docx-publication-cell"> 4,8</td><td class="docx-publication-cell"> 4,2</td><td class="docx-publication-cell"> 0,1</td><td class="docx-publication-cell"> 0</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Нет диплома о высшем образовании</td><td class="docx-publication-cell"> 33,9</td><td class="docx-publication-cell"> 24,1</td><td class="docx-publication-cell"> 56,1</td><td class="docx-publication-cell"> 67,9</td><td class="docx-publication-cell"> 82,2</td><td class="docx-publication-cell"> 87,2</td><td class="docx-publication-cell"> 92,7</td><td class="docx-publication-cell"> 94,1</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> <em>Продолжительность обучения</em></td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> 15 лет и более</td><td class="docx-publication-cell"> 67,7</td><td class="docx-publication-cell"> 77,3</td><td class="docx-publication-cell"> 50,0</td><td class="docx-publication-cell"> 38,6</td><td class="docx-publication-cell"> 21,8</td><td class="docx-publication-cell"> 17,7</td><td class="docx-publication-cell"> 10,4</td><td class="docx-publication-cell"> 0</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> От 10 до 15 лет</td><td class="docx-publication-cell"> 30,4</td><td class="docx-publication-cell"> 22,4</td><td class="docx-publication-cell"> 48,1</td><td class="docx-publication-cell"> 55,9</td><td class="docx-publication-cell"> 71,9</td><td class="docx-publication-cell"> 62,1</td><td class="docx-publication-cell"> 64,0</td><td class="docx-publication-cell"> 59,6</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> 10 лет и менее</td><td class="docx-publication-cell"> 1,9</td><td class="docx-publication-cell"> 0,3</td><td class="docx-publication-cell"> 1,9</td><td class="docx-publication-cell"> 5,5</td><td class="docx-publication-cell"> 6,3</td><td class="docx-publication-cell"> 20,2</td><td class="docx-publication-cell"> 25,6</td><td class="docx-publication-cell"> 40,4</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> <em>Соответствие профиля образования и профиля занятости</em>¹³</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Соответствует</td><td class="docx-publication-cell"> 1,3</td><td class="docx-publication-cell"> 39,6</td><td class="docx-publication-cell"> 21,7</td><td class="docx-publication-cell"> 5,8</td><td class="docx-publication-cell"> 12,3</td><td class="docx-publication-cell"> 24,4</td><td class="docx-publication-cell"> 14,7</td><td class="docx-publication-cell"> 0</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Не соответствует</td><td class="docx-publication-cell"> 90,9</td><td class="docx-publication-cell"> 57,1</td><td class="docx-publication-cell"> 71,3</td><td class="docx-publication-cell"> 77,6</td><td class="docx-publication-cell"> 69,8</td><td class="docx-publication-cell"> 58,0</td><td class="docx-publication-cell"> 70,8</td><td class="docx-publication-cell"> 69,0</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Нет профессионального образования</td><td class="docx-publication-cell"> 7,8</td><td class="docx-publication-cell"> 3,3</td><td class="docx-publication-cell"> 7,0</td><td class="docx-publication-cell"> 16,6</td><td class="docx-publication-cell"> 17,9</td><td class="docx-publication-cell"> 17,6</td><td class="docx-publication-cell"> 14,5</td><td class="docx-publication-cell"> 31,0</td></tr></table>

В то же время, как видно из таблицы, для всех классов характерно несоответствие профиля подготовки выполняемой работе. Кроме того, среди представителей группы специалистов высшей квалификации 24,1% не имели в России в 2018 г. диплома о высшем образовании и у 22,7% продолжительность обучения составляла менее 15 лет¹⁴, что уже само по себе говорит об остроте проблемы квалификации в данной группе. Понятны становятся и жалобы работодателей на квалификацию рабочих – даже среди квалифицированных рабочих каждый шестой не имеет вообще никакой профессиональной подготовки.

Сформировавшаяся в России “квалификационная ямаˮ быстро углубляется, причем углубление это имеет противоречивый характер. С одной стороны, все формальные показатели наличия профессиональной подготовки у представителей разных классов растут, что отражает понимание населением “сигнальногоˮ характера разного рода дипломов на российском рынке труда. Так, если в 2001 г. 67,0% квалифицированных рабочих ручного труда имели, согласно данным РМЭЗ, какую-либо профессиональную подготовку, сертифицированную дипломом, то к 2018 г. их стало 82,4%. Выросла во всех профессиональных классах и доля лиц с высшим образованием (см. рис. 7). С другой стороны, полученная профессиональная подготовка все реже соответствует профилю выполняемой работы, а любое дополнительное обучение или прохождение организованных форм переквалификации распространены в России мало. Например, по данным РМЭЗ, в 2018 г. проходили такого рода обучение, в том числе на рабочем месте, лишь 5,4% всех работающих. Это не может не обострять проблему недостаточности квалификации имеющейся рабочей силы при одновременном росте уровня ее образования.

За этим противоречием стоит сложное переплетение в российском обществе отраслевых, региональных, поселенческих и иных типов неравенств. Огромные разрывы в зарплате в разных отраслях и на разных типах предприятий приводят к тому, что за относительно высокооплачиваемые рабочие места в составе разных профессиональных групп разворачивается острая конкуренция, по итогам которой их относительно чаще занимают лица с высшим образованием. Одновременно даже для специалистов высшей квалификации существуют низкооплачиваемые рабочие места. Эти рабочие места не представляют интереса для лиц с высшим образованием, а потому их начинают занимать люди с низким уровнем профессиональной подготовки, хотя в числе этих рабочих мест есть и позиции врачей, и преподавателей вузов, и инженеров, чья деятельность прямо влияет на безопасность людей (например, инженеров-мостостроителей) и т.п.

Динамика профессиональной структуры нашей страны в XXI в. свидетельствует о том, что в этот период в российском обществе продолжали происходить интенсивные изменения: сокращалась численность квалифицированных рабочих индустриального сектора и шел рост числа работников торговли и сферы обслуживания. Однако наряду с этими тенденциями, сформировавшимися еще в 1990е гг., появилась и новая – началось увеличение в составе занятых доли специалистов. В 2010-е гг. эта тенденция стала проявлять себя еще более заметно.

Население отвечало на эту новую тенденцию быстрым ростом доли лиц, получающих высшее образование. В результате этот рост намного опередил рост числа рабочих мест специалистов высшей квалификации. Более того, поскольку многие рабочие места для лиц с высшим образованием по-прежнему малопривлекательны (низкооплачиваемые, относятся к неформальной экономике и т.д.), то они как не пользовались, так и не пользуются спросом у этой части россиян. В результате, с одной стороны, дисбаланс между числом имеющих высшее образование и числом рабочих мест для них усиливается. Это приводит к росту занятости россиян с высшим образованием на рабочих местах, его не предполагающих, а также к росту среди них безработицы. С другой стороны, поскольку на лиц с высшим образованием в силу их большей социализированности и обучаемости предъявляется на российском рынке труда повышенный спрос, то они в любых профессиональных классах имеют возможность выбрать наиболее привлекательные рабочие места. А потому усиление дисбаланса между числом рабочих мест для лиц с высшим образованием и их общей численностью не приводит к сокращению стремления россиян к получению высшего образования, порождая лишь увеличение доли этой категории работников в составе всех профессиональных классов.

Все эти тенденции обостряют проблему “квалификационной ямыˮ, в которой сейчас находится в России свыше половины работающего населения. Причем речь идет не только о несоответствии профессиональной подготовки характеру деятельности в силу как избыточности, так и в силу недостаточности имеющегося уровня образования для нее. По крайней мере, не меньшее значение имеет в этом контексте массовость распространения работы не по полученной специальности, ставшая нормой для всех профессиональных классов, включая специалистов высшей квалификации, среди которых свыше 60%, либо вообще не имеют никакой профессиональной подготовки, либо получили ее для совершенно иного типа деятельности, нежели выполняемая ими.

Наряду с быстро углубляющейся “квалификационной ямойˮ, специфика которой в России проявляется в нарастающей депрофессионализации всех классов на фоне роста формальных показателей уровня их образования, к числу вызывающих тревогу дисбалансов в развитии профессиональной структуры относится ее усиливающаяся социально-демографическая асимметричность. Общая возрастная асимметричность занятости, с учетом “эхаˮ Великой Отечественной войны, реформ 1990-х гг. и т.д., неизбежна и понятна. В то же время нарастающий разрыв в среднем возрасте представителей различных профессиональных классов и их подгрупп, как и ярко выраженная возрастная асимметричность отдельных классов или все еще высокая молодежная безработица на фоне дефицита рабочей силы, связаны с просчетами в государственной политике, в частности – политике в сфере образования и занятости.

Не меньше проблем обусловлено и гендерной асимметричностью профессиональной структуры России. В последние десятилетия она еще более усилилась: продолжается феминизация классов специалистов на фоне растущей доли мужчин в составе квалифицированных рабочих. Это ведет, с одной стороны, ко все более привилегированному положению мужчин-специалистов на соответствующем сегменте рынка труда, а с другой – к нарастанию дисбаланса в характере занятости мужчин и женщин, что формирует потенциал для роста отношенческих сложностей между ними на межличностном уровне и изменениям в их демографическом поведении. Кроме того, разные пропорции в тех или иных возрастных группах мужчин и женщин создают дисбалансы на отдельных сегментах рынка труда, поскольку эти группы имеют разный образовательный и профессиональный состав.

Все отмеченные проблемы нуждаются в дальнейшем углубленном изучении. Требуют они и их учета в различных направлениях совершенствования государственной экономической и социальной политики. Однако это предмет уже других исследований.