By this author

A Multilayered Commentary in the Works of Mikhail Gershenzon-Pushkinist

issue 3 from 24.06.2019

Работы М.О. Гершензона-пушкиниста часто рассматривают в контексте Пушкинского мифа Серебряного века. Это во многом справедливо, но и в то же время представляет известную условность, а именно: считается, что творчество Пушкина было для Гершензона лишь поводом, чтобы высказывать свои философские идеи. При этом игнорируется выдвинутая ученым концепция личностного вúдения и связанное с ней представление об исследовательской субъективности. В целом, индивидуальная позиция, особенно в гуманитарных науках, может быть представлена в аспекте определенной “мифологии&8j1;. Однако такая, безусловно, общая постановка вопроса требует прояснения индивидуальной позиции в каждом конкретном случае. В настоящей статье речь идет преимущественно об исследовательских принципах Гершензона-пушкиниста, его индивидуальном подходе к изучению и комментированию наследия поэта, позволившем ему рассматривать творчество Пушкина как важную часть мировой сокровищницы, где слово откровения апеллирует к “первоначальному мифу&8j1;. “Мудрость Пушкина&8j1; (1917–1919) открывает мудрость тысячелетий в преемственности идей и образов, отраженных в истории языка. С этой точки зрения, пушкиноведческие работы Гершензона являются многослойным комментарием к некоторому мыслимому изначальному тексту, включающему в себя все созданное и еще только предстоящее человечеству. В этом едином пространстве мировой мысли циркулируют энергии, названные Гершензоном “гольфстремы духа&8j1; (в книге о Пушкине и Гераклите “Гольфстрем&8j1;, 1922), соединяющие “первоначальный миф&8j1;, идеи и образы настоящего и предвидение мира грядущего. В этом единстве изначальный текст продолжает писаться непрерывно, каждым словом поэта, ученого, комментатора, читателя.

2041 93

Justification of the Fragmentation: Lev Shestov’s “All Things are Possible (The Apotheosis of Groundlessness)” (1905)

Issue 6 from 25.12.2020

В “Апофеозе беспочвенности” (1905) – одном из ключевых сочинений эпохи – Лев Шестов обосновывает принципы фрагментарности мысли, которые позволяют отчетливее представить многие явления не только в философии, но и в литературе и искусстве, в том числе и складывающиеся намного позже. Поиск новых форм мысли разворачивался в пространстве новых способов художественного повествования и ставших ключевыми для всего ХХ столетия образов блужданий в лабиринте, одинокого атомарного существования, внезапного озарения, фрагментарности мира в целом. Их развитие, безусловно, было подготовлено художественным сознанием XIX в., однако в начале ХХ в. они приобретают качества новой реальности, в которой фрагментарное принципиально незавершаемо, не включается в систему мысли более высокого порядка, но образует новые связи, существует без единого плана. Такой тип мышления во многом подготовлен практикой перечитывания, из которой развиваются все работы Льва Шестова.

1910 14

A History of “Cohesion”: from M. O. Gershenzon’s “The Poet’s Vision” to V. Weidlé’s “Les Abeilles d’Aristée”

Issue 3 from 28.06.2023

Предмет статьи – важнейшие для развития теории литературы вехи восприятия знаменитого высказывания Л.Н. Толстого о “сцеплениях&8j1;, обеспечивающих целостность романного повествования. Толстовская идея “сцеплений&8j1; не раз инспирировала различные толкования в литературоведении (в частности, М.О. Гершензона, В.Б. Шкловского, Б.М. Эйхенбаума, Т. Райнова и др.). Подробно рассмотрены два полюса толкования идеи “сцеплений&8j1; в интуитивистской теории М.О. Гершензона и в формальном методе В.Б. Шкловского. Показано, что в теории М.О. Гершензона “сцепления&8j1; становятся фундаментом принципа медленного чтения и выражают точки корреляции личностного видения автора и интерпретатора. В теории В.Б. Шкловского “сцепления&8j1; есть прием, элемент техники повествования в сказке, новелле, романе и т.п., функцией которого определяется персонажная субъективность. В 1930-е годы В. Вейдле подводит своеобразный итог развития эстетики первой трети ХХ в., показывая изменение ключевых ориентиров в литературе и искусстве. Этот период ознаменован исчезновением личности и непроницаемой живой жизни из системы воззрений на природу творчества, влиянием аналитических подходов, как в литературоведении, так и в художественной практике, способствующих расщеплению, фрагментации художественного целого в эстетическом восприятии, сведéнию изучения творчества к выявлению и тиражированию приемов. Исследователи до сих пор чаще обращаются к идее сцеплений через интерпретацию Шкловского, что неизбежно создает искажения в представлении эстетики Толстого.

304 13