Выход в свет книги Л.В. Евдокимовой “Лестница стилей: высокое и низкое во французской поэзии позднего Средневековьяˮ¹ – безусловно, Событие для филологического и гуманитарного сообщества, особенно – для медиевистов, однако, оно вполне ожидаемо и, можно сказать, закономерно. Монография написана в русле исследований средневековой словесности, начатых учёным более десяти лет назад. Как всегда скрупулёзная и фундированная работа предвосхищается отдельными статьями Л.В. Евдокимовой о проблемах стиля в Средневековье. Автор также учитывает опыт, в частности, тех материалов, которые были представлены на международном Коллоквиуме “Стили в литературе на латинском и народном языках: XII – начало XIV векаˮ в 2008 г. ²

Термин “стильˮ, вынесенный в заглавие монографии, полемичен. Это связано с несколькими факторами, на которые указывает и Л.В. Евдокимова. Он полисемантичен – как сейчас, так и в эпоху Средневековья и Ренессанса, причём нередко его толкования у различных авторов могут доходить до полностью противоположных. Кроме того, понятие стиль становится отрефлексированной литературной категорией именно в Новое время, претерпевая при этом кардинальные изменения, обусловленные глобальными мировоззренческими переменами. Истоки этого процесса в позднесредневековой Франции и составляют главный предмет новой работы Л.В. Евдокимовой.

Еще одной, гносеологической по сути, проблемой, связанной с трудно сопоставимыми по объему и содержанию единицами теоретико-поэтического инструментария разных эпох, становится выбор адекватного подхода к изучению стиля, точнее – стилей в XIV–XV вв. Полемизируя со многими оппонентами в отношение того, какое содержание следует вкладывать в термин “стильˮ для Средневековья (Э.Ауэрбахом, П. Зюмтором, Д. Пуарьоном, Э Дуде и др.), Л.В. Евдокимова предлагает свою, во многих отношениях оригинальную концепцию, позволяющую скорректировать и уточнить многие компоненты термина.

Для того, чтобы наиболее адекватно представить стилистическую палитру в теоретических высказываниях и поэтической практике в позднесредневековой Франции, автор выбирает безусловно наиболее представительные фигуры. Их четыре: Гийом де Машо и Эсташ Дешан в XIV столетии, Жорж Шатлен и Жан Молине в XV-м. Правда, первым двум уделено гораздо меньше места, нежели великим риторикам. Подобная диспропорция, возможно, оправдана двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что Шатлен и Молине до сих пор были представлены в отечественном научном обиходе в меньшей степени, чем Машо и Дешан, что, естественно вызывает желание познакомить с ними читателя более подробно. Во-вторых, тем, что у Шатлена и Молине теоретические воззрения оказываются более разнообразными и новаторскими, чем у поэтов предшествующего столетия.

Важнейший аспект исследования в “Лестнице стилейˮ – выявление корреляций (или их отсутствия) между литературной теорией и практикой поэтов. Помимо собственно трактатов, в которых поэты излагают более или менее четко свои взгляды, Л.В. Евдокимова анализирует также их переписку с собратьями по цеху, где можно обнаружить некие теоретические выкладки и их обсуждение в поэтической среде. Этот достаточно широкий литературный и – шире – историко-культурный контекст несомненно украшает работу и дает возможность почувствовать в наши дни “пульсациюˮ поэтической жизни в позднесредневековой Франции. Так, например, в главах о Шатлене и Молине, представлены и тонко анализируются их стихотворные послания друзьям, не только поэтам, но также художникам и музыкантам. Нельзя не согласиться с чрезвычайно значимым замечанием автора монографии о том, что “…эти послания… свидетельствуют о том, что интеллектуалы и люди искусства становятся отдельной социальной группой и осознают свою обособленностьˮ (с. 154). Таким образом, явления, предвосхищавшие и подготовившие Ренессанс во Франции, в монографии обретают “пло ть и кровьˮ и позволяют более адекватно представить переход от одной эпохи к другой. В разделе о литературной полемике Ж. Шатлена и еще одного великого риторика, Ж. Мешино, Л.В. Евдокимова делает важное открытие. Она впервые обращает внимание на то, что, сочиняя в ответ на поэму Шатлена “Князьˮ свою одноименную поэму, “…Мешино дополняет свой портрет князя завуалированными выпадами, направленными в самого Шатлена: он иронизирует над социальной позицией, литературными интересами и трудами своего корреспондентаˮ (с. 154). Любопытно при этом было бы узнать, какую интерпретацию можно было бы дать тому неоднозначному факту, что, после многочисленных поношений Шатлена в основной части своей поэмы, Мешино в заключительной ее балладе открывает имя адресата и, сменив строфу, кардинально меняет и тон, на сей раз превознося несравненного мэтра (с. 161).

Принципиальным в исследовании оказывается выявление маркеров стиля. Исходя исключительно из рассуждений самих поэтов, а в некоторых случаях - гипотетически восстанавливая их логику (за неимением исчерпывающих источников, к которым мы привыкли в литературе позднейших эпох), Л.В. Евдокимова вычленяет такие доминантные признаки поэтического стиля, как размер, орнаментализм, аллегоризм, высокие/низкие темы, жанр, дидактизм, коммуникативная ситуация… Однако у каждого конкретного поэта они выстраиваются в своей определённой иерархии. Особо следует подчеркнуть, что исследовательница настаивает на неправомерности отождествления стиля с оригинальностью автора в XIV–XV вв. и указывает на необходимость учитывать историю концептов при отборе изучаемых текстов.

Предпринятый Л.В. Евдокимовой детальный анализ как теории, так и практики демонстрирует приверженность поэтов скорее к бинарной, нежели трехчастной системе стилей. Как правило, релевантной оказывается оппозиция высокого // низкого или среднего стиля. С высоким ассоциируется повышенная сложность строфики и метрики, изысканная форма, использование сложнейших аллегорий, высокая куртуазная или христианская тематика. Одним из поэтов, наиболее виртуозно владевших всеми этими приемами, был Молине с его “Хвалой ласточкеˮ, которая также виртуозно проанализирована Л.В. Евдокимовой в широком контексте предшествующей – античной и средневековой – традиции трактовки этой птицы. С низким стилем связываются более простые размеры и в целом более простая форма, шутливость или, наоборот, печаль, обсценное содержание, обыденные и низкие предметы. В работе приводится множество интересных примеров того, как поэты отдавали дань как высокому, так и низкому/среднему стилю в своей литературной практике. Отдельного упоминания заслуживают, кстати сказать, точные и выразительные подстрочные переводы всех цитат, в первую очередь – стихотворных.

В монографии также превосходно демонстрируется, как, при сохранении в целом данных стилистических ориентиров на протяжении обоих столетий, объем и содержание понятия стиль претерпевает симптоматичные и важнейшие изменения. В связи с этим особый интерес представляют те части, в которых речь идёт об источниках позднесредневековых учений о стиле. Помимо параллелей со средневековыми поэтиками – Гальфрида Винсальвского, Жофре Фойша, Матвея Вандомского и др. – в ней представлены античные реминисценции, интерпретированные средневековыми авторами, а также своеобразная рецепция идей итальянских гуманистов на французской почве в XV в. Правда, по выражению Л.В. Евдокимовой, уже у Дешана “иногда слышно отдаленное эхо раннего итальянского гуманизмаˮ (с.51), однако наиболее объемно влияние Ф. Петрарки, Дж. Боккаччо, Г. Барциццы раскрывается в главах, посвященных Шатлену и Молине, которые формируют официальное культурное пространство своего времени, противостоящее частному, и подспудно реализуют гуманистическую оппозицию otium/negotuim. Вместе с тем, в монографии показано, что хотя многие ключевые термины из “Генеалогии боговˮ были заимствованы великими риториками (жар, кора и зерно аллегории, воображение и пр.), они получают свою интерпретацию, кроме того, французы пока что ещё не разделяют боккаччианского противопоставления поэзии и риторики и считают поэзию подчинённой теологии.

Исследуя связи итальянских гуманистов и французских поэтов, Л.В. Евдокимова уделяет много внимания А. Ханерону – учителю Шатлена, преподававшему в Лувенском университете риторику и грамматику. Эта, как выясняется, ключевая фигура в культурной жизни первой половины XV в. впервые подробно представлена в русскоязычной научной литературе. Кроме того, в монографии также впервые предпринят подробный сопоставительный анализ одного из трактатов А. Ханерона и учения Г. Барциццы. Весьма примечательны и параллельные пассажи из трактатов Ханерона и Барциццы с переводом латинского текста на русский, которые помещены в приложении к третьей главе. Благодаря этому анализу и приложению вполне закономерным представляется вывод о том, что “…студенты университета и в их числе Ж. Шатлен могли познакомиться… с новейшими учениями и концептамиˮ (с.92). Весьма убедительной (и увлекательной) кажется и реконструкция путей проникновения сочинений Барциццы в северную Европу, предложенная Л.В. Евдокимовой.

В монографии есть ещё несколько приложений, в них соотносятся тексты Боккаччо и Шатлена, приводится отрывок из “Природного Зерцалаˮ Винцента де Бове, касающийся ласточки. О последнем приложении, связанном с творчеством Молине, следует сказать особо. Оно является результатом кропотливейшего труда исследовательницы. В нем на материале всего корпуса поэтических текстов Молине представлено в виде таблицы соотношение высокого/низкого стиля с размерами, строфами и “твердыми формамиˮ (приближающимися к понятию “жанраˮ). Таким образом, мы можем представить себе общую картину того, как у Молине версификационные средства соединяются с тематикой, лексикой и риторическим инструментарием. Жаль, что интереснейшая полемика Л.В. Евдокимовой с некоторыми франкоязычними специалистами по творчеству Молине вынесена в Примечания и поэтому не сразу может быть в полной мере оценена читателями.

Задача “воссоздать литературный фон, с которым авторы соотносили свои произведенияˮ (с.77), безусловно решена. Мы убеждаемся, сколь прихотливо сочеталась теория и практика у средневековых авторов. А также наблюдаем процесс выработки собственно литературной теории франкоязычной поэзии на пересечении средневековых риторических учений с новыми итальянскими взглядами на поэзию. Данная монография, восполняющая множество лакун в наших представлениях о позднесредневековой французской поэзии, вносит важный вклад в медиевистику, не только отечественную, но зарубежную.